В конце концов она все-таки расслышала, что говорил ей тихий, но полный презрения голос совести. Все ее доводы, такие впечатляющие по своему разнообразию и изощренности, а в особенности по своему благородству и самоотречению, сказал этот голос, имеют один общий корень. Все они продиктованы трусостью. Сара опустила голову на край стола и разрыдалась.

Майкл нашел ее в таком положении несколько минут спустя. Весь последний час он разучивал в музыкальном салоне «Святую ночь» [30] , готовясь к сольному выступлению в ее честь после ужина в этот вечер. Сара с некоторым запозданием сообразила, что музыка прекратилась уже несколько минут назад. Это должно было предупредить ее о его скором появлении, но она была так поглощена своими собственными злосчастными переживаниями, что ничего не заметила. Она рывком выпрямилась, когда Майкл легонько похлопал ее по спине своей маленькой ладошкой. Не стоило даже пытаться скрыть следы слез на лице, но Сара все-таки принялась вытирать покрасневшие глаза платком,

– Привет, мой родной, – проговорила она гнусавым от плача голосом.

– Ты плачешь из-за папочки?

Сара с вымученной улыбкой покачала головой.

– Ну тогда, значит, из-за мистера Макуэйда. – Это заставило ее опомниться. Она в ужасе уставилась на сына.

– Он тебе нравится больше, чем папа? – продолжал Майкл.

Вся дрожа, она откинула волосы у него со лба и поправила ему воротничок. Они никогда раньше не лгали друг другу. Что же ответить ему сейчас?

– Мне его не хватает, – признался Майкл, так и не дождавшись ее ответа.

– Кого, милый? – спросила она в растерянности.

– Мистера Макуэйда. Он больше не приходит меня навестить.

– Да, я знаю. Он уезжает.

Эта новость ошеломила мальчика.

– Куда?

– В Калифорнию. Он ведь собирался ехать, помнишь?

– Да, но…

– У него там новая работа. Он уезжает сегодня. Через час. – Сара бросила взгляд на часы, и на нее обрушилась новая волна горя.

– На поезде?

– Да.

– А можно нам поехать на вокзал и попрощаться с ним?

– Я думаю, что лучше не надо.

Майкл отвернулся, но она успела заметить блеснувшие у него на щеках слезы.

– А он вернется?

Она лишь пожала плечами, не доверяя собственному голосу.

– Но если он не вернется, значит, я не смогу отдать ему свой рождественский подарок. Ну пожалуйста, мамочка, почему мы не можем поехать на вокзал его повидать? Прямо сейчас! Ну, мамочка, пожалуйста!

Сара только молча покачала головой.

Майкл со всего размаху обрушил свой маленький кулачок на ее стол. Раздался оглушительный треск, вазочка с цветами опрокинулась, а вместе с ней и с полдюжины фотографий в рамочках.

– Проклятие! – закричал он, заставив ее подскочить от неожиданности. – Почему мы не можем поехать? Почему?

Сара так и не смогла ответить, и Майкл со злостью дважды пнул ногой тумбу стола.

– Ты никогда ничего не объясняешь? – возмущенно крикнул он и выбежал из комнаты.

Она была так поражена, что чуть было не бросилась за ним следом. Бурные взрывы возмущения, а уж тем более истерики были ему так же не свойственны, как и ей самой. Что это: случайность или предзнаменование на будущее? И что ей делать? Беспокоиться или, наоборот, радоваться за сына?

Но она не пошла за ним, понимая, что ему надо побыть одному. У них еще будет время поговорить. Глубокая печаль овладела ее душой. Она ощутила одиночество, столь полное и удручающее, что ей стало невыносимо больно. Зачем она терпит эту боль? Ей стоило сказать одно только слово, чтобы положить конец страданиям. И не только своим, но и страданиям Майкла и Алекса.

Может быть, Алекс прав – она действительно ведет себя как идиотка? Ей казалось, что она ступает по тонкой разделительной линии между черным и белым, между светом и мраком. Всегда, всю свою жизнь она выбирала темную сторону и только раз изменила этому правилу. Но кому она нанесет вред сейчас, если выберет свет? То, что она считала своим «долгом», делало двух самых дорогих для нее на свете людей глубоко несчастными.

Услыхав какую-то возню у себя за спиной, Сара обернулась и увидела Майкла, волочившего непонятный и очень громоздкий деревянный предмет через порог ее кабинета. Он бесцеремонно водрузил эту вещь на ее письменный стол, попутно опрокинув еще несколько фотографий, стакан с карандашами и чернильницу, которую она, к счастью, успела закрыть колпачком.

– Что это? – спросила Сара.

Ей казалось, что это естественный вопрос, но Майкл, услыхав его, повел себя, как человек, оскорбленный в лучших чувствах.

– Это? Это подковообразная арка, – обиженно ответил он, причем в его голосе прозвучало: «А что же это еще, по-твоему?», хотя он воздержался и не высказал своего возмущения вслух.

– Ну да, конечно, – еле слышно откликнулась Сара.

– Это подарок мистеру Макуэйду, и я хочу вручить его сегодня.

Сара пристально посмотрела на сына. Постепенно вызывающе дерзкое выражение – совершенно непривычное и потрясшее ее до глубины души – сошло с его лица, уступив место обычной кротости, которую она так хорошо знала и любила. Он подошел ближе и обнял ее за шею. Сара тоже обняла его. Серо-голубые глаза встретились с серо-голубыми глазами. Между матерью и сыном промелькнула искра взаимопонимания. Любой из них мог бы выразить это вслух, но первым заговорил Майкл.

– Я тоже его люблю, ты же знаешь. Давай проводим мистера Макуэйда, ладно, мамочка? – добавил он, немного помолчав. – Можно?

Сара почувствовала себя посрамленной и счастливой в одно и то же время.

– Я не знала, – честно призналась она. – Мне бы надо было догадаться, но я просто не понимала. – Она поцеловала Майкла и выпрямилась.

– Мы поедем и попрощаемся с ним. Он нам обрадуется. Дай мне только минуту, чтобы умыться и причесаться. А ты пока позвони мистеру О’Ши и попроси его заехать за нами в карете прямо сейчас, немедленно. Передай ему, что я прошу сделать это срочно в виде исключения. Ты помнишь номер?

– Конечно! Восемь-ноль-один-один? – на всякий случай переспросил Майкл, просияв от радости.

– Точно. А потом надевай пальтишко и встречай меня у дверей. Хорошо?

– Хорошо! Можно мне взять мою арку?

– Да, конечно. Мистер Макуэйд не уедет в Калифорнию без своей арки.

Они снова быстро и крепко обнялись, а потом Сара стремительно бросилась к дверям.

22

– Куда нам идти, мама?

Сара пробежала глазами список прибывающих и отправляющихся поездов, выписанный желтым мелом на длинной черной грифельной доске.

– Я его не вижу, – пробормотала она, нервно покусывая губы. – Его здесь нет.

Она повернулась, окидывая взглядом похожее на огромную пещеру здание вокзала в поисках справочного бюро. Только два кассовых окошка были открыты, а расположившиеся на полированных деревянных скамьях пассажиры явно принадлежали к числу припозднившихся на работе жителей пригорода, ожидающих ближайшего поезда на Йонкерс, Уайт-Плейнз или Нью-Рошель.

Гулкое помещение было плохо освещено, казалось, в воздухе стоит чад. Пахло скверным кофе, дезинфекцией и еще чем-то странным – перегоревшими электрическими пробками. Попытки украсить зал ожидания рождественской зеленью выглядели убого и окончились полным провалом: уж слишком он был огромен.

Сара обнаружила справочный киоск под громадными часами на другом конце зала и указала на него.

– Мы спросим вот у этого господина.

Даже нагруженный своей подковообразной аркой, Майкл опередил ее. Топот его шагов гулко отдавался на истертом мраморном полу. Но когда он добрался до киоска, у него вылетело из головы, о чем нужно спрашивать.

– Как нам найти поезд, отправляющийся прямо сейчас на Сан-Франциско? – спросила Сара.

Лысый клерк в полосатой рубашке с красным галстуком-бабочкой улыбнулся с возмутившим ее спокойствием.

– Такого нет.

– Должен быть!

– Нет. Есть один на Ньюарк, Филадельфию, Питтсбург, Толедо и Чикаго. Отходит через пару минут.

вернуться

30

Рождественский хорал на музыку Иоганна Себастьяна Баха.